Литература и музыка

Загадка и ответ о мастерстве Бетховена в одном стихотворении, на мой взгляд, интересно)

Илья Сельвинский

Тайна Бетховена

Нам говорят профессора: В чём тайна

Бетховена? Откуда этот свет?

Что внёс он после Моцарта и Гайдна

В искусство симфонизма? – И в ответ

Показывают пикколо, тромбон

И контрфагот. – Он эти инструменты

Отважно ввёл в оркестр. Этим он

И деревянный звук, и голос медный

В три форте поднял. Что за глубина!

Из океана эти волны льются!

Вы ошибаетесь: Бетховена волна –

Из глубины французской революции.

Бах, готические своды собора, орган, слезы молитвы и возражающий воздух апреля. Старо как мир, но так первозданно)

Бах в Домском соборе

Борис Дубравин

Звучанье Баха

Снова первозданно,

Его дыханье

Рвётся в вышину.

И мы у этой пленницы органа –

У музыки,

У музыки в плену.

То гром грозы,

То оклик океана,

То вздох дождя,

То колокола стон,

То звук слезы,

Сорвавшейся нежданно,

А то ручья

Весёлый перезвон.

Бой хрусталя,

Биение капели,

Как взлёт весны,

Собора небосвод.

Сама Земля

В предчувствии апреля

Сквозь сны и стены

Музыку несёт.

Так слит со сводом Домского собора

Весь небосвод со звёздной высотой,

Как ты со мною жаждою простора,

Как я с тобою сердцем и мечтой.

С первого дня хотела добавить в Нору замечательный лаконичный рассказ Людмилы Петрушевской "Шопен и Мендельсон", но все как-то откладывала и откладывала.

К сожалению, сейчас уже не так много времени для того, чтобы подробно остановиться на нем. Скажу лишь, что образная система текста строится по принципу антитезы: уютный мир стариков, искренне любящих не только друг друга, но про произведения Шопена и Мендельсона, на контрасте серого мира одинокой черствой брошки, не способной на живое участие в судьбе ближних.

Как мне показалось, очень интересно находить противопоставления на уровне образа жизни героев, их внешности и речевой характеристики.

Самое главное, в рассказе Людмилы Петрушевской отношение к музыке (умение ее слышать, слушать, чувствовать) становится неким индикатором на духовность, внутреннюю чистоту и на умение протянуть руку помощи нуждающимся.

Приведу финальные строки:

"Ну и слух у меня, — с тревогой думала соседка о будущих соседях и вспоминая про себя с любовью и жалостью Шопена и Мендельсона, — вот это были люди образованные, тихие, пятнадцать минут в день шумели, и всё, кто придёт им на смену? И умерли с разницей в день, как в сказке, жили долго и умерли с разницей в день", — примерно так она думает, оглушённая тишиной, Шопен, Шопен и Мендельсон".

Музыка

Семён Данилов (перевод с якутского В. Шаргунова)

О, музыка –

Дыхание небес!

В крови моей

Печаль сонаты «Лунной»

И «Аппассионаты» гордый блеск,

И гимнов гнев,

Торжественный и юный!

Люблю я слушать,

В негу погружась,

Романсов пылких

Вздохи огневые.

Я знаю над собой

Симфоний власть,

И джаз влечёт меня

В часы иные.

Я открывал

Трепещущей рукой

Больших театров

Расписные двери,

Открыт мне

Музыки

Возвышенный покой,

Я опьянён бывал

Её тоской,

И свет её

Познал я

В полной мере!

Бальмонт. Эльф

{под впечатлением музыки Скрябина}

Сперва играли лунным светом феи.
Мужской диез и женское - бемоль -
Изображали поцелуй и боль.
Журчали справа малые затеи.

Прорвались слева звуки-чародеи.
Запела Воля вскликом слитных воль.
И светлый Эльф, созвучностей король,
Ваял из звуков тонкие камеи.

Завихрил лики в токе звуковом.
Они светились золотом и сталью,
Сменяли радость крайнею печалью.

И шли толпы. И был певучим гром.
И человеку бог был двойником.

Так Скрябина я видел за роялью.

(1916)

Heavenly Shades of Night are Falling, группы The Platters, 1958 год. Я не жила в это время, время, о котором Стивен Кинг написал роман-гимн, Сердца в Атлантиде. Я не жила в это время но благодаря книге, когда я слушаю эту песню, я попадаю туда. Эту песню слушает главный герой второй части романа Пит, когда целуется в машине с Кэрол, своей подружкой, песня эта для них уже oldie, ретро, так наверное это правильно по-русски.. И для меня, как и для Пита, песня эта становится знаковой - для него это песня его юности, студенческих лет, разгула 60-х, Атлантиды, самой настоящей, страны, которой больше нет, но в которой он когда-то жил, которой он когда-то жил, а для меня - это песня времени, в котором я не жила, но в котором я побывала, благодаря книге, искусству писателя, который так сложил слова, что Атлантида вдруг вышла из морских глубин и ожила. Удивительно, правда? Помнить время, в которое не жил..

Лет 10-12 назад роман польского писателя Януша Леона Вишневского «Одиночество в Сети», наверное, можно было назвать культовым: он был во многих рекомендательных списках, о нем много говорили и спорили о трактовке финала. И тогда же многие читатели обратили внимание на песню, которую слушает безымянная возлюбленная Якуба: «...Она надела наушники. Выбрала "Have I Told You Lately That I Love You", любимую у нее песню Моррисона..."

Эта песня для поклонников романа стала его визитной карточкой)

В романе украинского писателя Павло Загребельного "Роксолана" встречается очень много украинских народных песен, отражающих переживания главной героини. Вот некоторые примеры:

1. ... а девчушка подпрыгивает-вытанцовывает у самого борта, еще пуще изводя старого агу, да еще и припевает:

— Настася! Не береди душу! — стонут полонянки.

Тогда златовласая девчушка заводит такую тоскливую, что и Синам-ага, даже не понимая языка, опускает голову на тонкой морщинистой шее и тяжко задумывается о своих прегрешениях перед аллахом:

А точнее, Мусорщик и музыка. Мусорщик- заглавный герой книги Дарьи Вильке. Когда-то давно Мама пела ему чудесные песни, но он позабыл их . До тех пор, пока в его жизни не появился Проходящий, в один прекрасный вечер не взял в руки мандолину Мусорщика и не заиграл... «Странное, знакомое, позабытое. Его пальцы легко прикасались к струнам - будто бабочки вспархивают неслышно - и в доме все превратилось в музыку. Проходящий запел. Слова незнакомого языка были мохнатыми и округлыми. Мусорщик не понимал ни слова, но это была она - мамина песня. Странные и печальные напевы, словно из далеких и непонятных стран, где воздух, может быть, пахнет солью или апельсиновыми деревьями, цветущей черёмухой или свежей огородной зеленью».

И это Эрнст Теодор Амадей (Вильгельм) Гофман!

Он был не только писателем, но и достаточно известным композитором, практически обожествлял Моцарта, поэтому и заменил одно из своих имён на имя Амадей, а свою дебютную новеллу «Кавалер Глюк» якобы написал, будучи возмущённым безобразным исполнением произведений Моцарта на одном из концертов.

Вся новелла буквально с первых строк пронизана музыкой: сначала себя и слушателей терзают «расстроенная арфа, две ненастроенные скрипки, чахоточная флейта и астматический фагот», а в конце слышим блестящее исполнение «Армиды» самим.... кавалером Глюком